теперь проваливай!
Сергей Степанович явно проявляет дальнейшее остроумие, но ничего разобрать, так как окно Кулак запирает.
И поворачивается ко мне, как космический флот маневрирует, если способен скорость света преодолевать.
— Ты! Ты где была!
— Что? Я здесь была. Я уснула!
Он дышит, как будто реально бодаться со мной собрался. Как бык. Пристраиваю грибочек на столе, и намереваюсь безумца успокоить, но он моими планами явно не заинтересован.
— Раздевайся, пошли в кровать!
Я даже стягивать футболку начинаю, а потом заставляю себя очнуться. Что за ерунда! Раскомандовался тут.
— Вася, тебе жить надоело! Я чуть от страха не умерла, сначала за себя, потом за тебя.
Бесцеремонно меня к кровати перемещает и с себя одежду стягивает. А когда я начинаю говорить, подрезает меня.
По-настоящему, непонарошку, подрезает ножищами своими, снизу, и я на кровать падаю.
— Ты сбрендил! Я тебя тут ждала…
— Да, тут, — перекрикивает он меня и прекривляет. — Тут меня ждала. Это где? В номере, куда тебя переселили, тебя не было. Когда выяснилось, что у тебя еще новый номер, о которым ты не сказала, я стучал десять минут, Алиса! А выяснилось, что телефона нет у тебя тоже!
Руками по его торсу скольжу и лицо мягко обхватываю. Он прямо кипит и кипит, и сам себя остановить не может, а… хочет.
— Ладно, реально тревожно вышло, — оправдываюсь я, — я бы тоже разнервничалась. А у них там ключей дополнительных от номеров нет, внизу?
— Мне не выдали, — сопит он. — Этот старикан невыносимый.
— Поцелуй меня тогда, — тяну обиженно, — что смотришь?
— Нет. Трусы давай стягивай.
Да кто-то вообще мозги забыл внизу, пока на третий этаж лез!
Отталкиваюсь и проворно на другой конец кровати перекатываюсь. Сейчас этот наглец получит у меня, я еще не сказала по поводу Вани, и вообще, ждала его тут дофига…
Мычу и дерусь, когда он меня стальной охапкой к себе приструнивает спиной. Стояком сразу же долбится, а ненасытная рука грудь вместе собирает.
— Ты не зли меня, Алиса, а то пиздец будет. Трусы вниз!
— Это ты меня не зли, Кулаков, а то я тебя одним криком уничтожу. И пока не поцелуешь меня! Никаких трусов!
В пекле, наверно, холоднее, чем у меня по телу жаркий кайф сочится. Сейчас замучаю Кулака до посинения, умолять будет. Я его ждала, а тут грубиян пришел. Ничего, я тоже так могу!
Он меня на себя запрокидывает, теперь членом прямо в ягодицы упираясь и надавливая. Сам на коленях стойко держится. А потом резко нагинает — я вскрикиваю, и ногой ему яростно в бедро заряжаю.
Хватает за ложбинку, кулаком меж грудок, и снова притягивает спиной к себе. И в мои волосы заталкивает слова, как вулкан извергающийся искрами разбрасывается:
— Я тебя сейчас совсем! Я тебя из номера вообще не выпущу! Хочу тебя, понимаешь? Поцелуйчиков она хочет. Давай, иди ко мне.
Лижемся как угорелые, даже шея и жилы мои натянутые не жалуются. Трусы судорожно стягиваю, и он мне в лицо прямо ревом скалится. Вибрируем вместе, как единой кожей обтянутые.
А потом дрожим вместе, когда он наконец врывается в меня.
Я сама себя готова царапать. Покровы зудят, нужно чтобы только его рука касались. Воздух — чужой и неприятный, не хочу, чтобы меня касался, и дышать тоже им не хочу. Только Васю хочу.
Мучаемся-мучаемся в дурацкой позе, потому что не отлепляемся губами друг от друга.
Затем вроде Кулак переворачивает меня и теперь глаза в глаза с катушек съезжаем. «Вроде», потому что смутно помню все.
Помню только как глубоко ночью он целует меня везде, потому что щекотно в разных частях тела, но я вроде сплю уже. Частит свою мантру, и я ему отвечаю что-то.
Еще приваливает образами его взмокшей грудины, по которой моя ладонь беспрестанно елозила. Как он беспрестанно головкой ласкал — томно и продуманно — мои складки и похабно спрашивал, всегда ли я так теку. Я, видимо, не успела ему зарядить ногой хорошенько, потому что он тут же раскрыл меня шире и вставил так резко… И пообещал, что так всегда будет.
Утром его столичное Величество обнаруживает отсутствие индивидуальной ванной. И все эти мучения безденежья стоили того, что бы на его выражение лица сейчас наблюдать.
Вру ему, что случайно такой номер выбрала или дали. Мне кажется, он в таком недоумении, что не особо обращает внимание на мои дальнейшие объяснения.
Еще поглядывает на меня украдкой, типа не нужно ли вину заглаживать за вчерашнее.
Тяну обиженно опять, чтобы поцеловал. И смеюсь! Так как это в точности, как вчера все было. Он неожиданно улыбается, лучисто и долго.
Приходится выкручиваться, объясняя когда у меня телефон новый появится. Блин, срочно нужно бежать к Мире, чтобы на точное время с перекупщиком договориться.
Через полчаса меня ждет неприятный сюрприз. Сталкиваюсь с Егором в холле, и в разговоре выясняю, что там какие-то фотографии вышли с первого пиарного дня Кулакова в Васильках. Уже дня как три висят в сети.
Так как у меня смартфона нет, Егор мне показывает популярные публикации.
Черт, черт, черт. Есть несколько фотографий, в магазине, где мы с Кулаком рядом стоим. И фото подписаны моим именем.
— Да ладно тебе, — старается развеселить меня Егор, — это же ерунда.
Но я не хочу, чтобы о моем присутствии где-либо публично извещалось.
Интуиция меня не подводит.
На самом деле, я просто знаю, что мучители редко оставляют своих жертв жить бесхозно — то есть спокойно и мирно.
Поэтому что-то во мне совсем не удивляется, когда через несколько часов захожу обратно в Гостиницу, а в холле стоит Загродский.
Я замедляюсь, разворачиваюсь и целенаправленно иду к лестнице. Мне нужно в мой номер. Там я закроюсь и буду хоть неделю сидеть. Мне любой ценой необходимо туда попасть.
Меня окликивают возле дверей кафе. Вздрагиваю, но это не Загродский. Вижу кислую мордочку Вани. Он просит меня подойти.
Ваня никогда ничего не просит. Это что-то важное.
Я совершаю ошибку.
Иду к Ване. Оказывается, он и посудомойщиком здесь подрабатывает. Второй день как. По его вине забилась раковина, и он боится сказать кому-то, но что делать не знает.
Помогаю ему, справляемся быстро. По взгляду буфетчицы понимаю, что зря Ваня боялся, мол, кто-то узнает. Она смотрит обеспокоенно на него, а на меня —
